Охота в заповеднике

Год назад в статье, посвященной итогам 2005 года, я писал о двух больших скандалах. Первый был связан со строительством второй сцены Мариинского театра по проекту Д. Перро на месте снесенного ДК им. Первой пятилетки. Второй – с переводом в здания Сената и Синода Конституционного суда.
Если говорить о скандалах за 2006 год, то я бы предложил такую иерархию. На первом месте стоит история со строительством башни «Газпрома» высотой 400 м, причем скандал уже приобрел международный характер – с учетом заявлений японского архитектора Кишо Курокавы (демонстративно вышел из состава жюри конкурса, организованного «Газпромом», предложив сделать башню не более 50 – 100 м высотой) и директора Центра всемирного наследия ЮНЕСКО Франческо Бандарина, угрожающего в случае постройки небоскреба исключением Петербурга из списка ЮНЕСКО. Причем тема международного скандала неразрывно связана с темой ревизии высотного регламента и отмены ограничений на высоту вблизи от исторического центра.
Второе место занимает Новая Голландия, новейшая история которой началась с пожара 24 декабря 2004 г.: скандальными являются и сам конкурс, и победа проекта Нормана Фостера, которым предусмотрено запрещенное законом новое строительство и изменение этого памятника.
Третье место я бы отвел продолжающейся истории второй сцены Мариинского театра (МТ-2) – в связи с тем, что 21 декабря 2006 г. Главгосэкспертиза выдала отрицательное заключение по проекту.
А на четвертое место поставил бы развивающуюся историю Сената-Синода: с одной стороны, совершенно абсурдное с историко-культурной точки зрения осовременивание здания силами архитектурной мастерской С. Бобылева (теперь будем говорить: «здания Сената и Синода работы Росси и Бобылева»), с другой стороны, продавленное Конституционным судом решение о возможности выездных заседаний, из чего, скорее всего, следует, что базироваться они будут по-прежнему в Москве, а Сенат и Синод будет за ними «числиться» в качестве «главной резиденции». Так стоило ли с учетом этого изгонять Государственный исторический архив, начинать дорогостоящий переезд суда, перестройку уникального памятника, расселение домов для строительства элитного жилья для судей и т.д.?
Таковы четыре главных события года, но охота затрагивает не только брендовые здания, но и множество рядовых домов в центре города. Технология строительства в центре такова, что любой частный случай тут же оборачивается скандалом, и это самая характерная примета и 2006-го, и начавшегося 2007 года.


Бренды

За этими скандалами стоит несколько общих сквозных сюжетов. Первый – битва за бренды, попытки приватизировать старые бренды и создать новые. Здания Сената и Синода, здание Биржи на Стрелке Васильевского острова – это, прежде всего, главные бренды Петербурга. Результатом охоты становится их присвоение в той или иной форме. Сюда же относится и проект газпромовского небоскреба, который является попыткой создать новый бренд в Петербурге, причем не просто новый, а новый главный бренд.
Промоутеры и идеологи этого проекта не поняли, что сопротивление проекту было вызвано не только и даже не столько очевидным нарушением высотного регламента и всего «масштабирования» города, сколько желанием демонстративно отменить старые бренды (Адмиралтейство, Медный всадник, Петропавловский и Исаакиевский соборы) и навязать принципиально новый, «американско»-индустриальный.
То есть эта «газовая камера» высотой 400 метров – не просто материальный объект, активно вмешивающийся в облик исторического центра, но еще и символическое оскорбление, наносимое городу, попытка понизить в значении старые символы и навязать новый, который чужероден тем, что полностью лишен историко-культурной основы, а связан лишь с добычей природного газа, к истории Петербурга не имеющей никакого отношения. Потому что Петербург велик и без всякого газа, а богатство налогоплательщика, каким является «Газпром», никакой культурной ценности не имеет.
Здесь уже мы сталкиваемся с посягательством на самый авторитетный стандарт поведения. В книге «Россия в обвале» (1998) А. И. Солженицын так определил важнейшие черты русского характера: «непогоня за внешним жизненным успехом; непогоня за богатством, довольство умеренным достатком».
И хотя денежная мифология и философия наживы внедряются в сознание уже почти 20 лет, это внедрение на уровне культуры в целом успеха не имело, по крайней мере, пока, и, конечно, не Алексею Миллеру вдруг переломить национально-культурную и мировоззренческую константу.
Дом-башня газодобывающей фирмы в символику Петербурга войти не может в принципе. Башни Всемирного торгового центра (арх. Минору Ямасаки), которые уничтожили террористы 11 сентября 2001 г., символом Нью-Йорка были и именно поэтому были атакованы. В Петербурге такая мифология успеха не имеет, поэтому торговые здания здесь не доминируют архитектурно, а если это пытаются сделать, вызывает яростное сопротивление.


Биржа

Это же касается и здания Биржи. 7 октября 2006 года В. Путин в качестве подарка в день рождения «встретился в рабочем кабинете Константиновского дворца с губернатором Санкт-Петербурга В. И. Матвиенко. <...> На встрече обсуждались вопросы дальнейшего развития Санкт-Петербурга и решения конкретных проблем. В частности, как сообщил В. В. Путин, правительство России рассматривает возможность организации в стране биржи нефти и нефтепродуктов. По предложению президента одним из мест размещения биржи мог бы быть Петербург. <...> Губернатор В. И. Матвиенко полностью поддержала предложение президента создать топливную биржу в Петербурге <...>. По словам губернатора, лучше всего разместить биржу в родном историческом здании на Стрелке Васильевского острова, которое нуждается в серьезном ремонте. Город совместно с Министерством обороны готовы создать лучшие условия для Военно-морского музея, занимающего сегодня помещения бывшей биржи» (Информационный бюллетень администрации Санкт-Петербурга. 2006. No 40).
Через три дня вице-губернатор М. Осеевский нашел для музея новое здание – Адмиралтейство, а к 18 декабря 2006-го созрело решение перевести Центральный военно-морской музей в новое здание, которое построят на искусственном острове в устье реки Смоленки. Об этом заявил главный архитектор А. Викторов.
Искусственный остров площадью 4 га, расположенный точно по оси симметрии канала, являющегося продолжением р. Смоленки, был намыт еще в 1970-е годы для монумента «в честь Великой Октябрьской революции, боевых и трудовых побед, одержанных под руководством КПСС городом Ленина». 26 января 1974 года, в день празднования 50-летия переименования города, на намытой территории («отвоеванной у моря», как писали тогда) монумент был торжественно заложен. Остров соединен с сушей четырьмя мостами, здесь всегда дует сильный морской ветер.
В ходе изучения вопроса неожиданно обнаружился автор идеи. Им оказался Юрий Шутый, активист ВООПИК и большой печальник за судьбы исторического наследия Петербурга. Как он мне с удовольствием пояснил, с предложением устроить на этом искусственном острове Военно-морской музей, выведя его из Биржи, он обращался еще к Павлу Грачеву, а затем и ко всем последующим министрам обороны РФ, не исключая, естественно, и Сергея Иванова. Долго его не слышали, и наконец предложение «попало в масть». Единственное, что необходимо сделать, по словам Шутыя, это «домыть» остров в соответствии с исходным проектом – он должен вдаваться в залив еще на 80 метров (Шутый произвел обмеры и обнаружил метро-недостачу).
В связи с этой историей обрисовываются два аспекта. Первый связан с символикой здания Биржи. Построенное как «храм торговли», здание парадоксально оформлено морскими символами: на аттике перед восточным фронтоном, обращенным к Неве, помещена скульптурная группа «Нептун с двумя реками», Нептун аллегорически изображает Балтийское море. Перед западным фронтоном группа «Навигация с Меркурием и двумя реками» – только здесь появляется тема торговли, да и то Навигация расположена в центре, а Меркурий сбоку. Ростральные колонны украшены рострами – носовыми частями кораблей, которые берут в качестве военных трофеев.
Иными словами, весь ансамбль Стрелки Васильевского острова меньше всего похож на торгово-экономическое учреждение, а монументальными средствами закамуфлирован под ансамбль славы русского флота. Поэтому вполне естественно, что в 1940 году здание Биржи было выбрано для Центрального военно-морского музея. Экспонатом музея является уже само здание, его старина и историческая подлинность, которая добавляет историзма и ценности всем экспонатам. В новом здании, вне этих подлинных стен и скульптурного декора, в новом музейном дизайне они потеряют в ощущении старины – это совершенно ясно. Достаточно посмотреть на новый Музей истории религии – выдавленный из подлинного Казанского собора, он лишился уникальности, стал просто познавательным музеем «среднестатистического», стандартного облика, даже несмотря на уникальность своих экспонатов.
Кстати, десять лет назад с подписанного председателем КУГИ Германом Грефом документа начались попытки выселить из здания церкви на ул. Марата Музей Арктики и Антарктики. Это тоже типично советский музей, открывшийся 70 лет назад, 8 января 1937 года. Если для этого музея построить хорошее новое здание, то, конечно, экспонатов будет выставлено больше, чем в нынешнем. Но исчезнет важнейшее смыслообразующее противоречие между помещением церкви, внутри которой находится музей, и атеистическим пафосом экспансии в небеса и на полюса, на сушу и на море, пафосом завоевания пространств и веры в силу человека, отрицающей веру в Бога. Создатели музея в 1937 году были не так просты, как можно подумать.
Аналогичным образом прелести нынешнему Центральному военно-морскому музею добавляет воплощенная в экспозиции стилистика советского времени, в которое он создавался. При перебазировании на новое место, в новые залы с современным музейным оборудованием эта стилистика исчезнет. Как рассказал зам. директора музея по науке А. Лялин, сейчас Военно-морской музей имеет 10 тыс. кв. м экспозиционных площадей, в новом здании обещают 30 тыс.; сейчас выставлено 2% экспонатов, рассчитывают выставить 10%. В идеале музей хотел бы иметь два здания – и старое, и новое, но ясно, что такого не будет. Биржа слишком ценна, и все решения уже приняты, идут совещания с участием сотрудников музея, посвященные проекту нового здания. Оно, как обещают, будет по площадям втрое больше старого, но абсолютно безликим. Музей в представлении охотников – это просто склад объектов, поэтому не имеет значения, где он находится и как выглядит.
Второй аспект связан с тем, как будет использоваться здание Биржи. Центральный зал современной бирже не нужен – для этих целей будут использоваться небольшие залы, в три яруса расположенные по периметру, тут разместят офисы, здесь будут сидеть брокеры, трейдеры и мерчандайзеры. Скорее всего, в главном зале или устроят ресторан, как в бывшем зале монументальной скульптуры Русского музея, или оставят пустым и будут сдавать для банкетов и юбилеев. Можно проводить любые церемонии – корпоративные, государственные, балы или ярмарки. Превращение Биржи Тома де Томона в охотничий трофей – один из знаковых итогов 2006 года.


Беззаконие

Еще один сквозной сюжет – беззаконие. Развивающаяся история со строительством небоскреба «Газпрома» характерна именно тем, что власти изначально загнали в тупик сами себя. Все проекты основаны на нарушениях высотного регламента и принципов охранного законодательства, а сам конкурс – законодательства о конкурсах, то есть распоряжения администрации Петербурга No 1407-ра от 21.12.2001 «Об утверждении Положения о градостроительных и архитектурных конкурсах в Санкт-Петербурге» (см. «Город», 2006, No 43). Поэтому вполне закономерно резюме председателя КГИОП В. Дементьевой: «Конкурс на разработку предварительной архитектурной и градостроительной концепции строительства... «Газпром-сити» был проведен компанией «Газпром» и не имеет правовых последствий» («Город», 2006, No 45). Это, между прочим, единственная попытка выбраться из тупика беззакония – прочие начальники делают вид, что этого не знают и вообще не понимают, что к чему.
Естественный вопрос: если конкурс уже объявлен «вне закона», то о чем мы вообще спорим и зачем? Однако замечание Веры Дементьевой имеет характер частного суждения, и скажем, спустя четыре дня после обнародования этого замечания, 15 декабря 2006 года «Газпром нефть инвест» объявил о начале конкурса на право заключения контракта на проектирование и строительство административно-делового центра на Охте. Конкурс «вне закона», однако «Газпром» ведет себя так, словно все по закону, и администрация СПб не обращает на это никакого внимания.
Но именно с противозаконным характером конкурса связаны все особенности проекта: если бы законная процедура проведения конкурса была точно соблюдена, вообще не возникло бы этой скандальной башни.
Это же касается, например, и «Новой Голландии», проект реконструкции которой, фактически разрушающий уникальный ансамбль, также не прошел всех положенных конкурсных процедур. Одной из особенностей являлась ведущая роль, которую играл не КГИОП, а комитет по инвестициям, который изначально и без учета архитектуры и исторической ценности формулировал задания, называл суммы, распоряжался недвижимостью и вообще играл первую скрипку, а КГИОП делал вид, что сохраняет отдельные объекты (кстати, один из охраняемых объектов, водоем «Ковш», проектом Фостера будет существенно изменен, КГИОП даже и в этом случае промолчал).
Между прочим, старинные корпуса комплекса «Новая Голландия» сейчас стоят без кровли и консервации, кирпич крошится и ломается, строительная организация, работающая на острове, сохранением подлинных зданий на занимается, «Росохранкультура» тоже. Видимо, всем лучше, чтобы побольше рухнуло само и было побольше новых построек.
Аналогичную картину мы наблюдаем сейчас и с Апраксиным двором: вроде бы памятник архитектуры, хотя и местного значения (58 корпусов), а слышны почему-то высказывания только председателя КУГИ, который выступает в не свойственной для себя роли: определяет, что с этим памятником архитектуры делать, что снести, что оставить. Вот из этого противозакония на самом начальном этапе потом и вырастают крупные скандалы.
У сюжета беззакония есть и другой аспект: власти не только игнорируют существующие нормативные документы, но и избегают принимать новые, которые могут ограничить охоту в заповеднике. Так у нас все еще не стали законом Петербурга «Правила землепользования и застройки», о которых постоянно говорят с весны 2005 года (см. «Город», 2005, No 15). Границы зон охраны утверждены в составе нового Генерального плана, они действуют, однако режимы охраны в зонах охраны не действуют, потому что они должны быть частью упомянутых «Правил землепользования и застройки», а границы зон сами по себе ничего не дают.
По существу речь идет о текстовом документе, описывающем набор существенных ограничений при строительстве, реконструкции и т.п. каждого квартала внутри зон охраны, причем этот набор ограничений (включающий, прежде всего, высоту) касается и квартала, и любого дома, его можно назвать градостроительным паспортом, подобным техпаспорту на квартиру. Характерно, что с весны 2005 года о принятии этого документа идут разговоры, но его так и нет, потому что он противоречит интересам тех, кто занят охотой в заповеднике.
Наоборот, не прекращаются попытки отменить временный высотный регламент, ограничив зону его применения крошечным куском самого ядра исторического центра, «объектом ЮНЕСКО». А уже в метре от этой зоны, фактически в том же историческом центре, можно будет строить безо всяких ограничений. Таким образом, идет борьба за ревизию того охранного законодательства, которое было предложено КГИОПом весной 2005 г.
То есть «Правила землепользования...» подготовлены, но остается процедура их превращения в закон, которая предполагается такой. Сначала правительство Петербурга одобряет их, потом Законодательное собрание утверждает как закон СПб. Собирались принять этот закон в 2006 году, но не случилось. Причины понятны: без правил охота интереснее. Теперь предполагается, что утверждать «Правила...» в качестве городского закона будет уже следующий состав ЗакСа, который сразу после своего избрания поначалу займется более актуальными для себя вопросами. Потом настанет лето...