Большая Московская Правда
Была аллея. Прохладная тополиная аллея на Большой Московской, обрывалась Разъезжей и продолжалась на Правде. А на ней привычные с детства белые скамейки, и у каждой персональная урна. И трудно было найти свободное место на этих скамейках. Сюда тянуло, приятное было место.
Сидели пожилые пары, дамы вязали или дремали, мужчины читали газеты, юные пары целовались, молоденькие мамаши усердно трясли коляски с орущими первенцами. В дико растущей траве копошились воробьи…
Сначала исчезли скамейки и урны, потом и аллея.
Зато появился памятник Ф. М. Достоевскому.
От Звенигородской тянулась теперь полоса сухой земли и упиралась в сутулую спину Ф. М., который в каком-то бессильном унынии уставился на угол собственного постамента.
То ли из уважения, то ли из жалости к писателю, о котором многие слышали, мужики ставят на этот самый край стакан с водкой или вином. Все веселее.
И вот, наконец, за спиной Ф. М. начала расти пешеходная зона. Сначала появилась серо-розовая плиточка, которая никак не ложилась ровно, то там вздыбится, то там провалится. Не хотела, видимо, занимать чужое место. Но с ней справились. И стала она покрываться цветниками, напоминающими могильные раковины. Если судить по размерам, могилы братские, а захоронены в них – мысль, красота, да и сама жизнь.
Поглядели так и сяк, да и понатыкали всяких кустиков и каштаны посадили. Могилы стали более ухоженны – и только.
Чтобы как-то поднять настроение, разбросали цементные колечки, насыпали под ноги лампочки в виде светящихся камешков, вроде ничего… Вот только фонари напоминают бледные поганки и зигзагообразные клумбы хищно скалятся.
Картину спасти, наверно, должен был фонтан, текущий под зеленоватым стеклянным мостиком.
Взрослые, не знаю, а детишки были рады этому мостику. Маленький, горбатый, правда, скользкий.
Но самое замечательное на этой зоне – скамейки. Каменные прямоугольные и полукруглые, деревянные на пружинящей зет-образной ножке, кресла, похожие на офисные на крутящейся ножке, привинченной к плиточке. Хочешь – вертись, хочешь – качайся, хочешь – морозь зад на камне.
А указателей то, указателей... Видимо, все наши великие жили именно здесь. Забыли, правда, что в одном из домов на Большой Московской, не долго и совсем еще маленький, жил Саша Блок, но это к делу не относится.
Зато если чуть отклониться влево, удаляясь от спины Ф. М. , то можно увидеть на Свечном переулке и вовсе экзотическое зрелище – в клумбу воткнуты металлические деревья. Видимо, по замыслу автора, по ним должны были виться какие-то настоящие растения, но почему-то не вьются. И стоят эти чудовища, и неуютно им, и смотреть на них неуютно.
Завершают Большую Московскую три зеленовато-стеклянные пирамиды. Зачем они там и что хотели сказать, пониманию не поддается.
Улица Правды пострадала не меньше. Но если на Большой Московской, да и на Малой, все очень даже по-московски, вроде даже логично, другое дело – улица Правды. Горькое недоумение, что это стало Правдой Питерской.
Как же должен быть талантлив архитектор, чтобы человек, родившийся в Ленинграде и проживший всю молодость на этой улице, теперь ходил туда, чтобы смотреть, как она разрушается. Чтобы человек, болезненно переживающий любые акты вандализма, получал удовлетворение от погнутых фонарей, выдранных кресел, вынутых камешков-лампочек. Стоял и грезил о том, что придет бульдозер и сгребет эту кучу хлама. А на ее месте посадят деревья, поставят белые скамейки и у каждой – по урне. И трудно будет найти свободное место на этих скамейках.
26 Июля 2006